Хелена рубинштейн биография, Мадам Рубинштейн: а из чего крем-то?
Вместе с прибылью росли и налоги. Она была старшей из восьми дочерей. Когда узнавали про волшебный крем, умоляли продать хоть каплю. Поэтому для бенефиса рассматривались разные пьесы.
Ставшая популярной в богемных кругах Парижа а на постоянное место жительства она перебралась именно туда , Рубинштейн обожала заводить связи среди творческих знаменитостей так же как терпеть не могла ходить на официальные встречи, не сулящие конкретно ей никакой выгоды. И не ходила. Владеющая колоссальным состоянием, Хелена была отъявленной сквалыгой.
Таксисты, если им выпадала "удача" подвозить эту даму, редко получали вознаграждение за свой труд — Рубинштейн торговалась за каждый грош. И никогда не ела в ресторанах — заявляла, что те, кто так делает, просто выставляют себя напоказ. Она же нарезала дома бутерброды и брала их с собой на работу. Персоналу, работавшему в ее салонах, деспотичная Хелена то и дело урезала зарплаты. Измученные непомерными требованиями работники прозвали начальницу "женщина-смерч" и "тиран-истребитель".
Вечная конкурентка Рубинштейн, Элизабет Арден, всю жизнь обозначавшая ее не иначе как "та, другая", без труда перекупала у Хелены продавцов — они были отлично обучены, нетребовательны и голодны. Зато на предметы искусства Рубинштейн тратилась, не считая средств. Ибо это было модно и выгодно. Не обладая изящным вкусом, она нанимала себе консультантов и по их наводке скупала картины, мебель, антиквариат.
Предметом особой гордости Хелены были 27 ее портретов: Берар, Дали, Сазерленд — она позировала только лучшим. Во время Первой мировой войны Хелена с семьей искала пристанища в Америке.
И там же расширяла свое дело. Американки поразили Рубинштейн серым цветом лиц и ужасающе грубой пудрой, которой они эти лица обильно посыпали. Начав с Нью-Йорка, первая леди косметического бизнеса в победном темпе завоевала Америку.
Именно в этот период она придумала для своих салонов "день красоты": заплатив внушительную сумму, клиентка на весь день отдавала себя в руки профессиональных косметологов, диетологов, массажистов, визажистов и тренеров, и выходила от Рубинштейн преображенной и абсолютно счастливой. Эта находка принесла в копилку полячки еще несколько миллионов. Мужа Хелена совсем забросила.
В светских кругах удивлялись, как она вообще умудрилась родить от него двоих сыновей. Рубинштейн жила одной работой. Титус, лишенный всяческого внимания, начал ей изменять. И, в конце концов, потребовал развода. Хелена не удивилась — скорее всего, она давным-давно забыла, что является замужней женщиной.
Тем не менее, спустя восемь лет после развода, Хелена Рубинштейн еще раз вышла замуж — за принца Гоурелли-Чокония, который был моложе ее на 23 года. В составленном брачном контракте указывалось, что если Хелена переживет супруга, все его состояние перейдет к ней.
Над этим пунктом смеялся весь Париж. Но Рубинштейн оказалась прозорливее, и действительно пережила молодого мужа! Пока он был жив, она посвятила ему линию мужской косметики. Но когда супруг умер, Хелена не потрудилась прервать свое путешествие, ответив на скорбную весть: "Он мертв. Что теперь толку? Зачем выбрасывать деньги на ветер? В этом вся Рубинштейн: деспот, скряга и хитрюга. История с грабителями закончилась тем, что непутевые воры покинули ее дом под завязку набитый драгоценностями и шедеврами искусства , разжившись… сотней долларов.
Принцесса Гоурелли, также известная как первая и неповторимая Мадам в индустрии красоты, любила вспоминать этот случай. О деле своей жизни она говорила, что "в этом бизнесе вы должны работать 24 часа в сутки и при этом жить лет".
Она бы столько с удовольствием и прожила, но получилось несколько меньше — в возрасте 95 лет Хелена Рубинштейн умерла, открыв дорогу целому поколению успешных созидательниц красоты. Люди биографии, истории, факты, фотографии. Елена Горбунова Сообщение Статьи Подписаться. Добавьте свою информацию Здесь Администрация проекта admin peoples. Норман Джуисон. Биография Посетило Корабль мечты капитана Верна Посетило Все, включая Картье, заметили «кражу».
Мадам посетила всех знаменитых модельеров, за ней тенью следовала неприметная женщина, запоминавшая новый покрой и модные детали, чтобы потом сшить Елене такие же наряды, но гораздо дешевле. Когда в году Шанель создала новую коллекцию после пятнадцати лет вынужденного мучительного безделья и показала ее в салоне на улице Камбон, Мадам приехала туда первой.
Приземистая и полная, она не могла носить строгие костюмы, но зато сразу же, без раздумий приобрела все предложенные аксессуары. Длительное пребывание во Франции завершилось, и Елена с Патриком направились в Вену, где у Мадам была намечена пресс-конференция.
Поездка оказалась удачной. Мадам Рубинштейн радовалась встрече с давней подругой, австрийской графиней, которая некогда придумала водостойкую тушь для ресниц, столь популярную еще со времен «Водного балета» на Всемирной выставке в Нью-Йорке. Сейчас графиня работала вместе с Виктором Силсоном, мужем Малы, и несколькими химиками над еще одним хитроумным изобретением. Новая тушь, названная Сарой Фокс «Mascaramatic», появится на рынке через несколько лет, точнее, в году.
Вместо прежней сухой, которую женщинам приходилось размачивать слюной, графиня создала жидкую, продающуюся в продолговатой металлической упаковке со щеточкой внутри, прикрепленной к завинчивающейся крышке. С прежней вязкой субстанцией, склеивающей ресницы, было покончено. Путешествие по Европе завершилось в Италии. Елена устала. Она отважно боролась со старостью, но та брала свое. Как только они приехали в Рим, Мадам заболела воспалением легких и едва не умерла. Ее спас врач-итальянец: прописал антибиотики и ингаляции кислорода.
Ко всеобщему удивлению, Елена невероятно быстро пошла на поправку. Ее саму так впечатлило действие нового пенициллинового препарата, что она купила пять тысяч акций фармакологической компании, изготавливающей его. Пока Мадам хворала, Патрик в панике вызвал в Рим Хореса.
Написал ему, чтоб он бросил все и немедленно приезжал: мать при смерти. Тот после глупой истории с похищением гангстера прятался на юге Франции в Каннах, рисовал и писал книгу.
Получив письмо, он примчался в Италию и застал Мадам уже в добром здравии. Она была крайне недовольна его приездом, ругала за излишнюю суету. На самом деле Елене было приятно, что сын так беспокоится о ней, хотя она старательно скрывала свои чувства.
Хоресу давно перевалило за сорок, а мать по-прежнему считала его мальчишкой, ласково ерошила ему волосы и приговаривала: «Он у меня умница, писатель, художник». Всем, кто приходил в больницу навестить ее, приходилось выслушивать дифирамбы разнообразным талантам сына, словно тот только что окончил школу с отличием и не знал, какую профессию выбрать. Пока Елена окончательно не выздоровела, Хорес оставался в Риме.
Он перезнакомился со всеми здешними знаменитостями и водил всю компанию по ресторанам, предоставляя матери оплачивать счета. У них с Патриком завязалась теснейшая дружба. Вместе они окончательно убедили Мадам поддержать молодых итальянских живописцев и графиков, о которых ей говорили в Париже Ирена Брин с мужем. Она открылась в Риме в году, затем возобновилась в Нью-Йорке в картинной галерее Елены, расположенной на верхнем этаже ее дома.
Успех превзошел все ожидания и вознаградил благотворительницу сполна. За два года выставка объехала всю Америку, и повсюду на нее валили толпы. Мадам ликовала. Она вложила восемь тысяч долларов, а взамен получила около миллиона прибыли благодаря широкой рекламе.
После ее смерти полотна итальянцев, ставших впоследствии знаменитыми, оценивали в сотню тысяч каждое. Было решено, что из Рима Елена отправится в предместье Граса, в свой белый домик на побережье. Доктор предписал Мадам покой и отдых, да ей и самой захотелось «подышать свежим воздухом». Хорес сам отвез туда мать в роскошном автомобиле с откидным верхом.
Елена сидела рядом с ним, закутавшись в меха. Патрик жался на заднем сиденье среди корзин и картонок. По дороге они заехали в Вильфранш и остановились перекусить. Кокто с шутливой велеречивостью приветствовал Византийскую Императрицу.
Она ответила, жеманно растягивая гласные:. Они обещали прийти. Кокто был любезен, рассыпался в комплиментах. Однако трудно найти человека язвительнее. Но больше всего опасайтесь молчания Мадам. В тишине она обдумывает план нападения! На юге Франции Хорес занимался не только живописью и литературным творчеством.
Он был одержим желанием создать новые духи. Вместе с друзьями-американцами, мужем и женой, купил ферму близ Граса, чтобы разводить жасмин, и построил рядом небольшую парфюмерную фабрику. Оскар Колин написал тетке о том, что Хорес тратит огромные суммы из бюджета фирмы на реализацию своего безумного плана, и та пришла в ярость.
Все ведущие парфюмеры страны, включая ее саму, а также Шанель, Рошас, Ланвин, Герлен, покупали жасминовое масло у месье Амика, который производил его в промышленном масштабе и продавал оптом, что позволяло снизить цену продукции.
Хорес уговорил мать хотя бы взглянуть на его цветочную плантацию, тем более что она находилась поблизости от белого домика. И вскоре горько пожалел об этом. Мадам скорым шагом обошла ферму, лабораторию и сад за десять минут. Все раскритиковала, обругала, выказала откровенное презрение друзьям Хореса, не соблюдая простых правил вежливости.
Детище сына показалось ей жалким и ничтожным. Хорес обиделся, но промолчал. На обратном пути он тоже не проронил ни слова, но его побледневшее лицо было достаточно красноречивым. Теперь они втроем направлялись в гости к мадам Вейсвейлер. Наконец он прервал молчание, предложив выпить аперитив в самом дорогом ресторане Граса. Хорес резко затормозил и обернулся к ней. Его белое лицо вдруг побагровело. Реплика Елены стала последней каплей. Да, он сошел с ума, он вне себя! Характер у Елены действительно всегда был тяжелым.
С возрастом он еще ухудшился, стал невыносимым: резкие перепады настроения, раздражительность, властность, капризность. Все побаивались Мадам, прятались от нее во время вспышек гнева, а когда буря стихала, жались по углам и жаловались друг другу, опасаясь, как бы их не настиг новый ураган. Но каждый прекрасно знал, что в глубине души их грозная мучительница добра и благородна, просто Елена не умела управлять своими эмоциями, беспомощно поддавалась им, как дитя.
Мадам бывала настолько разной, что трудно решить, какова же она в действительности. Елена и сама едва ли могла в себе разобраться. Ссора с младшим сыном расстроила ее чрезвычайно, хоть Мадам и не желала в этом признаться.
После перепалки в автомобиле Елена и Патрик, не сказав друг другу ни слова, вернулись домой. Поехать в гости они не смогли. Хорес отныне не разговаривал с матерью и вскоре переселился к друзьям. Мадам тоже не задержалась в Грасе, вернулась в Нью-Йорк на месяц раньше положенного срока. Каждое утро она молча проходила по коридорам с таким мрачным видом, что служащие шепотом расспрашивали друг друга, выясняя, какая беда стряслась. Вечно занятая, отстраненная, Мадам часто запиралась у себя в кабинете, даже обедала одна.
Она все ждала, что Хорес раскается, попросит прощения, напишет ей, позвонит. Тот по-прежнему лелеял свои обиды на юге Франции. Елена страдала в одиночестве. Мадам взяла с него слово, что он никому не расскажет о ссоре, но легко ли хранить секрет, если Оскар Колин и Арчил поочередно приглашали Патрика на обед, пытаясь что-нибудь выведать?
Юноша не обманул доверия своей благодетельницы и всячески уходил от ответа. Он стал мастером изворотливости и уклончивости, притворялся, будто ничего не понимает и не знает. Один только Рой смог проникнуть в тайну. Мать напрасно презирала его, считая «довольно милым, но заурядным». Только он догадался, что всему виной размолвка с Хоресом. Среди служащих пополз слух об истинной причине недовольства Мадам. Впрочем, уныние никогда не овладевало ею надолго.
Чтобы отвлечься от горьких мыслей, Елена решила возродить салон Гуриели, о котором надолго забыла. По иронии судьбы именно Хорес больше всех возмущался, что пропадает такой замечательный проект. Однако мать, как всегда, не прислушалась к нему. Хотя сама давно уже поняла, что настала пора возродить салон, чтобы сохранить за фирмой Рубинштейн первенство в секторе мужской косметики. С середины пятидесятых годов мужчины стали тратить сто пятьдесят миллионов в год на парфюмерию и косметику.
Тут было чем поживиться. И конкуренты не дремали. Элизабет Арден выпустила вслед за Еленой ряд товаров для мужчин: крем после бритья, одеколон, тальк, особый лосьон исключительно для лондонских денди.
Не стоило уступать ей пальму первенства. Между тем выяснилось, что с салоном Гуриели дела обстоят хуже некуда, фирма понесла чудовищные убытки. Елена опрометчиво отдала ее на откуп «несчастным женщинам», своим бестолковым подопечным, пристроенным на работу из милости. Без талантливого руководителя они все пустили на самотек, и продукция стала некачественной, убогой, устаревшей. Арчил вернулся после зимнего отдыха и яростно восстал против идеи Элинор устроить на третьем этаже его салона парикмахерскую.
Он был возмущен до глубины души. Спокойно заказывала меблировку и необходимое оборудование, пока Елена налаживала производство мужских лосьонов, шампуней, краски для волос и кремов для лица, по сути, мало отличающихся от женских. Несчастный «подопытный кролик» честно все перепробовал и так замучился, что даже во сне видел кремы. Иногда его кожа словно по волшебству становилась гладкой и нежной, а порою эксперимент заканчивался полнейшим провалом, и бедняга покрывался сыпью.
В самый разгар бурной деятельности Мадам вдруг стало плохо, и ее увезли в больницу. У Елены обнаружили рак горла, ей срочно сделали операцию. Как только она вернулась из реанимации, вся семья собралась у ее постели. Первым делом известили Хореса, он примчался из Франции и был прощен. Примирение матери и сына всех растрогало. Состояние Мадам мгновенно улучшилось. Она разрешила Патрику навестить ее.
Его поразило, что Елена внезапно стала слабенькой, хрупкой старушкой.
Но в выходные не появлялся. Как-то раз она призналась ему, что родня, хоть и хлопочет вокруг нее, навевает скуку. С близкими ей было не о чем говорить, и она поневоле смотрела телевизор. Дэвид Огилви настойчиво советовал ей стать спонсором какой-нибудь программы — ведь снимают же на деньги Чарльза Ревсона телевизионную игру «Вопрос на 64? По правде сказать, организаторы игры сначала обратились не к «этому типу», а к ней, но она им наотрез отказала.
А теперь раскаивалась, ведь игра пользовалась таким успехом у зрителей…. Как только Елене стало немного лучше, она взялась за работу. По ее просьбе в палату провели телефонную линию, установили телекс и несколько пишущих машинок. По утрам секретарши, сменяя друг друга, печатали письма под диктовку. Ежедневно Патрик докладывал ей о том, как продвигается ремонт в салоне Гуриели.
Она назначила его директором отдела рекламы, сказав: «Люди вас любят. А в этом деле главное — привлечь к себе людей».
С больничной койки Мадам руководила подготовкой к открытию салона, вникая во все детали. Елена назначила его на вечер четверга, когда вся элита в сборе. На праздник собралось столько знаменитостей, что яблоку было негде упасть. Все думали, что мадам Рубинштейн после операции не встает с постели.
Каково же было удивление гостей, когда она вдруг появилась в новом платье, стилизованном под русский сарафан, и в лучших своих драгоценностях! Величественная, как античная статуя, она твердо ступала и прямо держалась, правда, врач и сиделка поддерживали ее под руки.
Проходя сквозь толпу, Елена, подобно императрице, милостиво улыбалась и кивала гостям в ответ на их почтительные поклоны, ласково поцеловала всех родных, которые были потрясены и собирались наброситься с упреками на врача, позволившего ей приехать. Гордость заставляла ее бороться с недомоганием, но буквально через десять минут ей стало так плохо, что пришлось уехать.
Перед этим она успела съесть кусочек копченой лососины, жалуясь, что в больнице ужасно кормят. Через некоторое время Мадам поправилась окончательно, но ее прежняя энергия, похоже, иссякла навсегда. Салон мужской косметики Гуриели мог бы процветать. Многие звезды кинематографа, к примеру Юл Бриннер и Тони Кёртис, стали его завсегдатаями.
Однако никак не удавалось справиться с наплывом посетителей. Неустанные труды сверх сил в послевоенное время надломили ее, и она сдалась: закрыла парикмахерскую, возмущавшую князя. И план провалился. Убытки составили двести тысяч долларов за год, салон пришлось закрыть. Идея слишком опережала время, ее не удалось реализовать. Он снова ведал ее перепиской, сопровождал ее повсюду.
Они путешествовали вдвоем. В ноябре года Елена и Патрик были в Париже, в особняке на набережной. Ему сообщили, что князь скончался от сердечного приступа. Секретарь должен был подготовить Мадам к ужасному известию. Она, как всегда, проснулась еще затемно. Сидела в постели выпрямившись, обложенная подушками, поднос с завтраком стоял у нее на коленях.
На тумбочке тускло светил ночник, мрачный ноябрьский рассвет едва занимался в небе, обложенном тучами. Патрик не успел и рта открыть, как Елена догадалась о том, что произошло.
Смерть Арчила ошеломила Мадам, она не ждала такого удара. Они прожили вместе восемнадцать лет в любви и согласии, поначалу Елена распоряжалась им как своей собственностью, но потом предоставила ему больше свободы. Их отношения совсем не напоминали те, что сложились у Мадам с Эдвардом Титусом; они с князем были снисходительнее друг к другу и почти не ссорились. Арчил был прекрасным другом, внимательным, заботливым, остроумным. Постоянно шутил, говорил изящные комплименты.
Умел наслаждаться жизнью и не отказывал себе в удовольствиях: вращался в свете, мастерски играл в бридж, ездил на курорты; не требовал лишнего, но и не стеснялся принять любой подарок, будто все это принадлежало ему по праву.
Искренне уважал свою жену, хотя часто появлялся в обществе один из-за ее постоянной занятости. Да, он тратил немало денег. Елена никогда ничего для него не жалела.
Но, надо отдать ему должное, князь знал меру. Мадам унаследовала все имущество Арчила, коль скоро других наследников у него не было. Как известно, в свое время она настояла на том, чтобы в их брачный контракт внесли пункт, согласно которому, в случае если князь скончается первым, к ней вернется выделенная ему часть состояния.
Тогда это всем показалось странным, ведь Арчил был моложе Елены на двадцать лет. Но интуиция никогда не подводила мадам Рубинштейн, благодаря своей предусмотрительности она не потеряла полмиллиона долларов после смерти мужа. Дни тянулись как годы, Мадам не могла подняться с постели и никого не желала видеть.
В Париже, Лондоне, Нью-Йорке люди беспокоились, со всех концов Земли ей посылали бесчисленные телеграммы, письма, звонили, передавали цветы и визитные карточки. Она никому не отвечала. И не пошла на похороны. Она вообще ненавидела погребальные обряды: они напоминали ей о собственной смерти. Елена словно бы бросала вызов судьбе: нет кладбища, нет траура, значит, нет горя. Однако ребяческий отказ признавать очевидность не избавлял от боли. Ей мучительно не хватало князя.
В конце концов извечный инстинкт выживания одержал верх над скорбью. Нужно было справиться во что бы то ни стало. Длительный период апатии миновал, и Мадам решилась осуществить одну давнюю мечту, не дававшую ей покоя. Она желала, чтобы Пикассо написал ее портрет. Они познакомились в конце Первой мировой войны. Елена не раз бывала у него в мастерской на улице Боэси. Все началось с того, что она купила портрет Пабло, сына Пикассо и Ольги Хохловой, русской балерины. А потом коллекция его разнообразных работ у Мадам постоянно пополнялась.
К примеру, нью-йоркскую квартиру украшало огромное полотно «Женщины». Но в е годы, когда Эдвард Титус с супругой привечали многих художников и писателей, Пикассо не принадлежал к числу завсегдатаев их гостиной, хотя у них было немало общего. Многие великие художники писали Елену, только портрета работы Пикассо не хватало в ее собрании. Напрасно она посылала ему письма и телеграммы, он был неумолим. Неужели художник боялся мадам Рубинштейн?
Или, как полагают многие, не выносил ее властности? А может быть, Елена не предложила ему достаточного вознаграждения? Во всяком случае, он под разными предлогами уклонялся от встречи с ней.
Правда, однажды летом она все-таки сломила его сопротивление сотней звонков и писем и дважды позировала ему. Но тогда ей пришлось срочно вернуться в Нью-Йорк из-за неотложных дел. Смерть князя стала достойным предлогом для возобновления работы над портретом: Мадам нужно было отвлечься от мрачных мыслей. Наверное, ей казалось, что кисть мастера ее увековечит, сохранит в памяти потомков. Истинные причины настойчивости Елены неведомы, ясна лишь ее позиция: «Хочу портрет, и он у меня будет!
А вот Пикассо по-прежнему не горел желанием увидеться с Мадам. Он приказал слуге отвечать ей, что хозяина нет дома, а когда брал трубку сам, то говорил измененным голосом: «Извините, он только что вышел». Его хитрость срабатывала до тех пор, пока противница не переменила тактику.
Сбить с толку мадам Рубинштейн было не так-то просто. Она решила нанести ему визит без предупреждения. И взяла с собой сестру и секретаря. Подобно Мадам, Пикассо и в семьдесят пять не утратил неиссякаемой энергии.
Вместе со своей женой, актрисой Жаклин Рок, которая была моложе его на сорок пять лет, он жил на вилле «Калифорния» в Каннах. Когда Мадам со свитой внезапно появилась у него в саду, он как раз угощал аперитивом гостей: актера Гэри Купера и коллекционера Даниэля Канвейлера. Елена и художник обнялись и прослезились.
Пикассо пригласил вновь прибывших присоединиться к их скромной трапезе: подали холодную говядину, колбасы, отличное красное вино. Затем сам отвез Елену домой на своем стареньком разбитом «ситроене», но старательно избегал любых упоминаний о пресловутом портрете. Однако Мадам настойчиво требовала, чтобы он исполнил обещание. Нехотя художник согласился и просил ее прийти назавтра в шесть часов вечера. Елена с Патриком не опоздали ни на минуту. Пикассо усадил Мадам в гостиной у окна.
Оттуда открывался дивный вид на сад. Под каждым деревом стояла бронзовая скульптура. Вдали шумело Средиземное море. Из всех принесенных Еленой нарядов художник выбрал яркое пестрое мексиканское пончо, в нем она и позировала. Сам он сел напротив нее, положив на широкий стол большие листы бумаги. Никто не осмеливался потревожить двух великих людей во время их разговора с глазу на глаз.
Патрик и Жаклин, сидя на террасе, в молчании листали журналы о кино. Пикассо и мадам Рубинштейн негромко переговаривались, будто старые заговорщики. Вдруг художник спросил:.
Он лукаво улыбнулся. Потом долгое время пристально разглядывал свою модель, будто любовался старинной хрупкой фарфоровой статуэткой. У слонов тоже. Они живут очень долго. А мы с вами будем жить вечно. Нет сомнений, вы тоже гениальны!
Пикассо сделал сорок набросков Елены. Тщательно прорисовывал ее руки, лицо, драгоценности, похоже, действительно намеревался писать портрет. На некоторых из них с безжалостной четкостью, а подчас и жестокостью изображена властная, деспотичная старуха, в какую превратилась мадам Рубинштейн в конце жизни. На других образ более сложен, где-то дипломатично смягчен и сглажен.
Ее руки он рисовал чаще, чем лицо, будто они казались ему выразительнее. И мастерски подчеркивал контраст между их простонародностью и вычурной изысканностью колец и браслетов.
Увы, дальше набросков дело не пошло. До самой своей кончины Мадам не оставляла его в покое, сотни раз умоляла, чтобы он завершил портрет. Посылала ему свои фотографии, дарила им с Жаклин роскошные подарки, даже рассталась со своим любимейшим африканским амулетом, который приобрела еще в молодости и берегла как зеницу ока.
