Шукшин срезал читать краткое содержание
Малообразованный столяр Андрей Ерин, имея внутри сильную тягу к науке, мечтает купить себе микроскоп. Нельзя не судить, не имеем права. Техника и оборудование Туалет Ванная комната Жилые помещения. Гораздо больше разноречивых мнений вызвал другой персонаж рассказа — Глеб Капустин. Ретивый колхозный бригадир Коля Шурыгин, крепкий, здоровый любитель выпить, решает сломать освободившуюся церковь, чтобы пустить её кирпичи на свинарник.
Жизнь Андрея Ерина меняется — столяр теперь регулярно смотрит в микроскоп на микробов. Он обнаруживает, что они повсюду, и даже внутри самого Андрея, в крови. Ерин полон решимости бороться с ними. Наколоть микробов на тонкую проволоку не получается, и столяр решает сражаться с ними при помощи электрического тока. Планам «борца с микробами» мешает гость — Сергей Куликов, работающий с Ериным.
Сергей просит коллегу показать ему микробов, на что получает отказ. Куликов говорит лестные слова: «памятник из золота отольём», «на весь мир прославим». Зое приятно слышать, что о её муже говорят, как об учёном.
Она по привычке начинает ворчать: «не могли, что ли другое присудить — пылесос какой-нибудь». Сергей Куликов не понимает, о чём толкует женщина. Выясняется, что никакую премию на работе не выдавали. Жена понимает, что микроскоп не подарен «за ударную работу», а куплен Андреем на «потерянные» сто двадцать рублей.
Андрей выводит Сергей из избы и ночует у него дома. Главная Контакты О проекте Предложить вопрос Теги. Меню рубрик. Английский язык. Имена Отчество. Микробиология Растения Здоровье. Банки Бизнес Личные финансы. История России Средние века Зарубежная история. Компьютеры и программы. Калорийность продуктов Пропорции продуктов Рецепты Соки Вес продуктов без весов Время приготовления продуктов. Правила Расчеты. Окружающий мир.
Отдых и развлечение. Россия Тунис Турция Венгрия. Что, несмотря на то что я в скафандре, у меня тоже есть голова и я тоже разумное существо. В подтверждение этого можно показать ему на схеме, откуда он: показать на Луну, потом на него. Мы, таким образом, выяснили, что мы соседи.
Но не больше того! Дальше требуется объяснить, по каким законам я развивался, прежде чем стал такой, какой есть на данном этапе…. Это он тоже зря, потому что его значительный взгляд был перехвачен; Глеб взмыл ввысь… И оттуда, с высокой выси, ударил по кандидату.
И всякий раз в разговорах со знатными людьми деревни наступал вот такой момент — когда Глеб взмывал кверху. Он, наверно, ждал такого момента, радовался ему, потому что дальше все случалось само собой. Спросил спокойно, но внутри у него, наверно, все вздрагивало. Как думаете? Говорят, кандидатам это тоже не мешает….
Имели, так сказать, удовольствие. Поэтому позвольте вам заметить, господин кандидат, что кандидатство — это ведь не костюм, который купил — и раз и навсегда. Но даже костюм и то надо иногда чистить. А кандидатство, если уж мы договорились, что это не костюм, тем более надо… поддерживать. На кандидата было неловко смотреть: он явно растерялся, смотрел то на жену, то на Глеба, то на мужиков… Мужики старались не смотреть на него. Я хочу сказать, что здесь можно удивить наоборот.
Так тоже бывает. Можно понадеяться, что тут кандидатов в глаза не видели, а их тут видели — и кандидатов, и профессоров, и полковников. И сохранили о них приятные воспоминания, потому что это, как правило, люди очень простые. Так что мой вам совет, товарищ кандидат: почаще спускайтесь на землю. Ей-богу, в этом есть разумное начало. Да и не так рискованно: падать будет не так больно.
В чем, собственно…. Тут, — оглядел Глеб мужиков, — тоже никто не сидел — не поймут. А вот и жена ваша сделала удивленные глаза… А там дочка услышит. Услышит и «покатит бочку» в Москве на кого-нибудь. Так что этот жаргон может… плохо кончиться, товарищ кандидат. Не все средства хороши, уверяю вас, не все. Вы же, когда сдавали кандидатский минимум, вы же не «катили бочку» на профессора.
И «по фене не ботали». Потому что профессоров надо уважать — от них судьба зависит, а от нас судьба не зависит, с нами можно «по фене ботать». Мы тут тоже немножко… «микитим». И газеты тоже читаем, и книги, случается, почитываем… И телевизор даже смотрим. Спросите, почему? Потому что там — та же самонадеянность. Ничего, мол, все съедят. И едят, конечно, ничего не сделаешь. Только не надо делать вид, что все там гении. Кое-кто понимает… Скромней надо. За всю жизнь ни одной анонимки или кляузы ни на кого не написал.
Хотите, объясню, в чем моя особенность? Подумайте — и поймете. Для этого не надо кандидатский минимум сдавать, чтобы понять это. Можно сотни раз писать во всех статьях слово «народ», но знаний от этого не прибавится. Так что когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте немного собранней. Подготовленней, что ли. А то легко можно в дураках очутиться. До свидания. Приятно провести отпуск… среди народа.
Он всегда один уходил от знатных людей. Причесал бедного Константина Иваныча… А? Как миленького причесал!
А эта-то, Валя-то, даже рта не открыла. Тут ничего не скажешь. Он, Костя-то, хотел, конечно, сказать… А тот ему на одно слово — пять. В голосе мужиков слышалась даже как бы жалость к кандидатам, сочувствие. Глеб же Капустин по-прежнему неизменно удивлял. Восхищал даже. Хоть любви, положим, тут не было.
Нет, любви не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще. Пусть подумает на досуге. А то слишком много берут на себя…. Витька Борзенков поехал на базар в районный городок, продал сала на сто пятьдесят рублей он собирался жениться, позарез нужны были деньги , пошел в винный ларек «смазать» стакан-другой красного.
Пропустил пару, вышел, закурил… Подошла молодая девушка, попросила:. Витька дал ей прикурить от своей папироски, а сам с интересом разглядывал лицо девушки — молодая, припухла, пальцы трясутся…. Никогда бы, ни с какой стати не влетело в лоб Витьке, что девушка специально наблюдала за ним, когда он продавал сало, и что у ларька она его просто подкараулила.
Они зашли в ларек… Витька взял бутылку красного, два стакана… Они тут же, в уголке, раздавили бутылочку. Витька выпил полтора стакана, остальное великодушно налил девушке. Они вышли опять на крыльцо, закурили.
Витьке стало хорошо, девушке тоже полегчало. Обоим стало хорошо. В груди у Витьки нечто такое — сладостно-скользкое — вильнуло хвостом. Было еще рано, а до деревни своей Витьке ехать полтора часа автобусом — можно все успеть сделать. Он поэтому и взял: одну белую и две красных.
Хватит бурлачить. Такой, как раньше бывало, — здесь вот кипятком подмывало чего-то такое, — такой нету. Так… Надо же когда-нибудь жениться. В общем, поговорили в таком духе, пришли к дому девушки. Ее звали Рита. Витька и не заметил, как дошли и как шли — какими переулками.
Домик как домик — старенький, темный, но еще будет стоять семьдесят лет, не охнет. В комнатке их три чистенько, занавесочки, скатерочки на столах — уютно. Витька вовсе воспрянул духом. Ну почему так легко, хорошо Витьке с этой девушкой?
Пять минут знакомы, а… Ну, жизнь! У девушки грустные, задумчивые, умные глаза. Когда она улыбается, глаза не улыбаются, и это придает ее круглому личику необъяснимую прелесть — маленькая, усталая женщина. Витьке то вдруг становится жалко девушку, то до боли охота стиснуть ее в объятиях, измять, куснуть ее припухшие, влажные губы.
Рита ушла. Витька стал ходить по комнате — радиолу не завел: без радиолы сердце млело в радостном предчувствии. Потом помнит Витька: пришла подружка Риты — похуже, постарше, потасканная и притворная. Затараторила с ходу, стала рассказывать, что она когда-то была в цирке: «работала каучук». Потом пили… Витька прямо тут же, за столом целовал Риту, подружка смеялась одобрительно, а Рита слабо била рукой Витьку по плечу, вроде отталкивала, а сама льнула тугой грудью и другой рукой обнимала за шею.
Молодец я! Потом Витька ничего не помнит — как отрезало. Очнулся поздно вечером под каким-то забором… Долго и мучительно соображал, где он, что произошло.
Голова гудела, виски вываливались от боли. Во рту пересохло все, спеклось. Кое-как припомнил он девушку Риту, губы ее мягкие, послушные… И понял: опоили чем-то, одурманили и, конечно, забрали деньги.
Мысль о деньгах сильно встряхнула. Он с трудом поднялся, обшарил карманы: да, денег не было. Витька прислонился к забору, осмотрелся… Нет, ничего похожего на дом Риты поблизости не было. Все другое, совсем другие дома. У Витьки в укромном месте, в загашнике, был червонец — еще на базаре сунул туда на всякий случай. Пошарил — там червонец. Витька пошел наугад — до первого встречного.
Спросил у какого-то старичка, как пройти к автобусной станции. Оказалось, не так далеко: прямо, потом налево переулком и вправо по улице — опять прямо. Витька пошел… И пока шел до автобусной станции, накопил столько злобы на городских прохиндеев, так их возненавидел, паразитов, что даже боль в голове поунялась, и наступила свирепая ясность, и родилась в груди большая мстительная сила.
Около автобусной станции допоздна работал ларек, там всегда толпились люди. Витька взял бутылку красного, прямо из горлышка осаденил ее, всю, до донышка, запустил бутылку в скверик… Ему какие-то подвыпившие мужики, трое, сказали:. Витька расстегнул свой флотский ремень, намотал конец на руку — оставил свободной тяжелую бляху, как кистень. Эти трое подвернулись кстати. Разве в этом вшивом городишке есть люди? Трое пошли на него, Витька пошел на трех… Один сразу свалился от удара бляхой по голове, двое пытались достать Витьку ногой или руками, берегли головы.
Потом они заорали:. Еще налетело человек пять… Бляха заиграла, мягко, тупо шлепалась в тела. Еще двое-трое свалилось… Попадало и Витьке: кто-то сзади тяпнул бутылкой по голове, но вскользь — Витька устоял.
Оскорбленная душа его возликовала и обрела устойчивый покой. Нападавшие матерились, бестолково кучились, мешали друг другу, советовали — этим пользовался Витька и бил. Прибежала милиция… Всем скопом загнали Витьку в угол — между ларьком и забором. Витька отмахивался.
Милиционеров пропустили вперед, и Витька сдуру ударил одного по голове бляхой. Бляха Витькина страшна еще тем, что с внутренней стороны, в изогнутость ее, был налит свинец. Милиционер упал… Все ахнули и оторопели. Витька понял, что свершилось непоправимое, бросил ремень… Витьку отвезли в КПЗ. Мать Витькина узнала о несчастье на другой день. Утром ее вызвал участковый и сообщил, что Витька натворил в городе то-то и то-то.
Тюрьма верная. У милиционера тяжелая травма, лежит в больнице. За такие дела — только тюрьма. Лет пять могут дать. Что он, сдурел, что ли? Ну, съезди в милицию, узнай хоть подробности. Но там тоже… Что они там могут сделать? Мать Витькина, сухая, двужильная, легкая на ногу, заметалась по селу. Сбегала к председателю сельсовета — тот тоже развел руками:. Ну, характеристику могу написать… Все равно, наверно, придется писать.
Ну, напишу хорошую. Напиши, что — по пьянке он, он тверезый-то мухи не обидит…. Милиционера изувечил… Ты вот что: съезди к тому милиционеру, может, не так уж он его и зашиб-то. Хотя вряд ли…. Мать Витькина кинулась в район. Мать Витьки родила пятерых детей, рано осталась вдовой Витька еще грудной был, когда пришла похоронка об отце в сорок втором году , старший сын ее тоже погиб на войне в сорок пятом году, девочка умерла от истощения в сорок шестом году, следующие два сына выжили, мальчиками еще, спасаясь от великого голода, ушли по вербовке в ФЗУ и теперь жили в разных городах.
Витьку мать выходила из последних сил, все распродала, осталась нищей, но сына выходила — крепкий вырос, ладный собой, добрый… Все бы хорошо, но пьяный — дурак дураком становится. В отца пошел — тот, Царство ему Небесное, ни одной драки в деревне не пропускал. В милицию мать пришла, когда там как раз обсуждали вчерашнее происшествие на автобусной станции.
Милиционера Витька угостил здорово: тот правда лежал в больнице и был очень слаб. Еще двое алкашей тоже лежали в больнице — тоже от Витькиной страшной бляхи. Догадайся: ремень и ремень. А у него тут целая гирька. Хорошо еще не ребром угодил. Да способитесь вы как-нибудь с вашей обидушкой — простите вы его, окаянного! Пьяный он был… Он тверезый последнюю рубашку отдаст, сроду тверезый никого не обидел…. Заговорил старший, что сидел за столом и держал в руках Витькин ремень.
Заговорил обстоятельно, спокойно, попроще — чтобы мать все поняла. Попади он вчера кому-нибудь этой штукой ребром — конец. Да и плашмя троих уходил так, что теперь врачи борются за их жизни. А ты говоришь — простить. Ведь он же трех человек, можно сказать, инвалидами сделал, действительно. А одного — при исполнении служебных обязанностей. Ты подумай сама: как же можно прощать за такие дела, действительно?
Материнское сердце, оно — мудрое, но там, где замаячила беда родному дитю, мать не способна воспринимать посторонний разум, и логика тут ни при чем.
Да всякое бывает — подрались… Сжальтесь вы над ним!.. Тяжело было смотреть на мать. Столько тоски и горя, столько отчаяния было в ее голосе, что счужу становилось не по себе. И хоть милиционеры — народ тертый, до жалости неохочий, даже и они — кто отвернулся, кто стал закуривать.
А ишо вот жениться надумал — как же тогда с девкой-то, если его посадют? Неужто ждать его станет? Не станет. А девка-то добрая, из хорошей семьи, жалко…. На базар — сальца продать. Деньжонки-то нужны, раз уж свадьбу-то наметили — где их больше возьмешь? Да милый ты сын, он оттого, видно, и в драку-то полез — украли их у него! Жулики украли…. Слишком уж они горячие, ваши сыновья! Я бы хоть внучаток понянчила…. Есть же прокурор! Ну, выпустили мы его, а с нас спросят: на каком основании?
Мы не имеем права. Права даже такого не имеем. Я же не буду вместо него садиться. У меня холст есть, я нынче холста наткала — пропасть! Все им готовила…. Это же — не кум с кумом поцапались, это — покушение на органы!
И опять повернулся к матери, и опять стал с ней говорить, как с глухой или совсем бестолковой: — Сходи к прокурору — он повыше нас! И дело уже у него. И пусть он тебе там объяснит: можем мы чего сделать или нет? Никто же тебя не обманывает, пойми ты! Много ли дадут-то? Это живым надо. Мертвым уже все равно. Я к тому, что — будут, конечно, судить. Могли бы, конечно, простить — пьяный, деньги украли — обидели человека.
Но судить все равно будут — чтоб другие знали. Важно на этом примере других научить. Он поднял руку на представителя власти — эт-то…. Теперь другая установка. Его насильно никто не поил, сам напился. А другим это будет поучительно. Ему все равно теперь сидеть, а другие — задумаются. Иначе вас никогда не перевоспитаешь. Прокурор матери с первого взгляда понравился — внимательный.
Внимательно выслушал мать, хоть она говорила длинно и путано — что сын ее, Витька, хороший, добрый, что он трезвый мухи не обидит, что — как же теперь одной-то оставаться? Что девка, невеста, не дождется Витьку, что такую девку возьмут с руками-ногами — хорошая девка.
Прокурор все внимательно выслушал, доиграл пальцами на столе… Заговорил издалека, тоже как-то мудрено:. Четырнадцать выжило, двое маленькие ишо померли. Павел помер, а за ним другого мальчика тоже Павлом назвали…. А почему? Нашкодил один — отец его ремнем. А братья и сестры смотрят, как отец учит шкодника, и думают: шкодить им или нет? Так в большом семействе поддерживался порядок. Только так.
Прости отец одному, прости другому — что в семье? Я понимаю тебя, тебе жалко… Если хочешь, и мне жалко — там, разумеется, не курорт, и поедет он туда, судя по всему, не на один сезон.
По-человечески все понятно, но есть соображения высшего порядка, там мы бессильны. Судить будут. Сколько дадут, не знаю, это решает суд. Не советую. Это они со стороны добрые… добренькие.
Кто это посоветовал?
